Warning: Alternative History
Самой лучшей женщине Поднебесной
- Это шестнадцатое прошение подданных о ритуале
фэншань. За два месяца. Что скажете? Только кратко.
Гул голосов.
- …провести с подобающей пышностью…
- У нас нет денег! – Император вцепился в подлокотники трона, по привычке резко дернувшись вперед. Зло сощурился. – Нет. И в ближайшие пару лет не будет. У Цзи!
- Внимание и повиновение государю!
- Изучи все протоколы церемонии. И выбери самый простой. Я сказал.
…ханьцы, тюрки, все, пришедшие на Тайшань в день великого жертвоприношения, стояли и смотрели в спину государю. Смотрели, затаив дыхание.
А император поднимался по двумстам шестнадцати священным ступеням, поднимался к алтарю, прямой, ровный. Словно не было года на носилках.
дальшеИ наступила тишина, такая, что слышно было, как бьется каждое сердце. И казалось всем, что эта тишина объяла всю Поднебесную.
И всю Степь.
А император стоял и смотрел в небо. Стоял. Стоял.
Стоял.
И вспыхнуло пламя на алтаре.
Несколько ударов сердца спустя заиграла музыка, пошел своим чередом священный ритуал, а император спускался от алтаря, спокойно и ровно по потрескавшимся от прошедшей мимо них вечности ступеням Тайшань.
Двести шестнадцать ступеней. Замерли приближенные, неотрывно следя за каждым движением. За каждым шагом.
Со стороны казалось, что торжественно спустившийся от священного алтаря Сын Неба почти небрежно положил руку на плечо супруги. И не было видно, как качнуло женщину. И что император почти висит на ней, медленно, слишком медленно идя к носилкам.
Широки рукава и шлейф парадного убранства государыни. Легок ее шаг и безмятежен лик. Но Сын Неба чуть качнул головой, и она ступила на полшага в сторону, и отвела взгляд.
Никто не видел, с каким лицом император откинулся на носилках.
Во внутреннем дворике павильона, удостоенного быть государевой резиденцией, к носилкам подскочили все. Здесь были только свои, и можно было кривиться, шипеть сквозь зубы, вцепляться в подставленные плечи до судорог, сводящих ладони.
Сорок шагов – много это? Или мало? Сорок шагов от носилок до ложа.
- Все - вон! – На императрице уже нет парадного одеяния, но слушаются все. Почти. – Ашэн-на, тебе отдельно надо?
И тюрк, выйдя последним, почтительно прикрывает двери. Остаться совсем близко, готовым оказаться рядом в тот же миг, что позовут – но по ту сторону створок.
- Прости, - первое, что звучит в закрытых покоях. – Прости пожалуйста…
- Не так уж и больно…
- Я Фэю плечо так сломал. Прости. За всю эту боль.
Взгляды встречаются.
«Только эту?»
«Нет. Всю.»
Женщина мягко улыбается и начинает разбирать завязки одеяний. Помогает выбираться из многочисленных слоев так, чтобы меньше бередить ногу.
Вместо насквозь мокрых от пота нижних халатов – теплое покрывало.
Чашка травяного отвара. Император, разом постаревший лет на десять, кладет руки поверх, обнимая чашку ладонями. Откидывается на подставленные подушки.
Государыня достает тонкие полотняные бинты из густого настоя, медленно обматывает ногу ниже колена. Полтора года с того дня, когда Сунь Сы-мяо собирал головоломку из костей, почти перемолотых жутким ударом пятки длинного копья. Год на носилках, синяки на плечах ближнего круга. Иглы, травы, примочки. Боль.
Сын Неба со свистом втягивает воздух, устраиваясь удобнее.
- Посидишь со мной?
Она забирается на ложе с ногами, кладет голову на плечо, обнимает.
Он зарывается лицом в душистые волосы и закрывает глаза.
…двести шестнадцать ступеней Тайшань. Алтарь.
Отец-Небо! Я – непочтительный сын. Я – непочтительный брат. Ты знаешь, я сделал то, что сделал, не ради власти. Ради страны. Ты видишь сердца и читаешь души. Ты знаешь, что было. Прошу, заступись пред Нефритовым Императором не за меня – за всех, живущих Под Небесами!
Вспыхивает пламя на алтаре.